В сентябре 1937 года началась депортация советских корейцев из пограничных районов Дальневосточного края в Среднюю Азию. Среди тех, кто в один день лишился добротного дома и нажитого имущества, была семья Геннадия Петровича Кана. Ныне житель города Александрова, он родился и провел первые 35 лет своей жизни в Узбекистане, куда была депортирована его семья.
Родители Геннадия Петровича были среди 172 тысяч этнических корейцев, которых постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) было решено переселить в Южно-Казахстанскую область в районы Аральского моря и Балхаша и Узбекскую ССР «в целях пресечения проникновения японского шпионажа в ДВК». Официального обвинения в «пособничестве врагу» не было, и корейцы на «новой родине» за тысячи километров от родного дома имели статус административно высланных.
У родителей Г.П. Кана в приморском Посьете, который до 1937 года являлся центром корейского национального района, был каменный дом с девятью комнатами. Занимались, как и многие соотечественники, сельским хозяйством, ловили рыбу, сушили морскую капусту. На сборы им дали сутки. Успели продать двух поросят, деньги от продажи которых потом пригодились в дороге. А ехать пришлось больше месяца через всю страну в грузовых составах, по 2-3 семьи на один, «усовершенствованный» нарами, вагон.
Часть корейцев оказалась в казахских степях, часть — в узбекских болотах. Геннадий Петрович Кан: «У нас в Узбекистане, кроме болот, ничего не было. Комары, камыши и болото. В Казахстане очень многие умерли — что они в степях найдут? Суслика поймают, пожарят, покушают. А в Узбекистане корейцы начали валить камыши. А поверх сваленного камыша кидали и выращивали рис. От риса камыш погибал, и болота начали осушаться. Потом на осушенных болотах узбеки сажали хлопок. Из камыша мы делали жилища наподобие шалашей. Добавляли солому и обмазывали глиной, тогда стены не трескаются. Стойки-колонны делали из самого толстого камыша. Спасало нас то, что корейцы — трудолюбивые, выносливые и любят работать на земле. При 45 градусах выходили в шесть утра и работали до темна. Я помогал своим родителям. Змеи ползали вокруг меня. Я змею за хвост беру, выкидываю и дальше траву выдергиваю. Смотришь, пиявка прилипла к ноге, оторвать ее нельзя, надо резко ударить, тогда сама отлетит. А комаров сколько было в камышовых болотах. Дети маленькие, комарами искусанные. В таких условиях жили, росли».
Перемена климата, суровые условия не способствовали долгой жизни — корейские семьи теряли своих членов, в первую очередь, детей. Геннадий Петрович был восьмым ребенком в семье, но все его пять братьев и две сестры умерли.
Трудолюбие и большие урожаи риса давали свои плоды. Г.П. Кан: «Узбеки не умеют рис выращивать, только хлопок и баранов. Никто не знал поначалу, какой с корейцев брать налог. Налог платили неочищенным рисом (шала). Установили 900 килограммов с гектара — это мизерная часть была. Три гектара сажаем, 2700 килограммов отдадим государству шалой, остальное — себе. Денег было много. Первые в Узбекистане машины «Москвич-401″ были у корейцев. «Волги» и «Победы» — тоже первыми появились у корейцев. У родителей не было машины, потому что отец был в возрасте, ему ни к чему. Зато мне купили велосипед. Велосипеды были тоже только у состоятельных людей. Первый велосипед появился у сына председателя колхоза. Когда он ездил, за ним бегали все мальчишки. Бегал и я. Домой пришел уставший и весь в пыли. Мать сказала, чтоб я больше не бегал, и купила мне на копившиеся на шкаф деньги велосипед. Я был второй, у кого он появился«.
Несмотря на некоторые ограничения (корейцев, например, как неблагонадежных, не брали служить в армию), но запрета на посещение школ не было. Геннадий учился в школе, потом преподавал в ней, хотя и не имел диплома. В 1962 году, через пять лет после реабилитации корейцев, поступил в пединститут в Ленинабаде (ныне — город Худжанд в Таджикистане), но оттуда его через год «переманили» в Ташкентский институт физической культуры. Случилось это из-за его увлечения тяжелой атлетикой. Занимался он дома по книге «Тренировка начинающего штангиста». Вместо штанги использовал лом с навешанными десятикилограммовыми колесами от колесного трактора. По книге рассчитывал нагрузку для своего веса, и даже не предполагал, что уже «жмет, рвет и толкает» норматив мастера спорта. Г.К. Кан: «Год проучился в пединституте, приехал на каникулы домой. И меня председатель райспорткомитета Владимир Кузнецов позвал на первенство Ташкентской области выступить как тяжелоатлета. Он знал меня как футболиста и краем уха услышал, что я штангой занимаюсь. У него же не было ни команды по тяжелой атлетике, ни одного штангиста. Я поехал, а там главным судьей был главный тренер Узбекистана Аванесов. Я выступил, показал норму мастера спорта. Он подошел и спросил, откуда ты, мол, такой появился. Я говорю, что учусь в Ленинабаде. Он говорит, давай ко мне в Ташкентский институт физической культуры. Он был еще и завкафедрой тяжелой атлетики в этом институте. Я выступал в наилегчайшем весе — 52 килограмма. Ему такой человек нужен был. Он меня переманил. И я еще четыре года проучился в Ташкенте, закончил его с квалификацией „тренер по тяжелой атлетике“. Выполнил мастера спорта и стал чемпионом Узбекистана в наилегчайшем весе».
После института по направлению работал в городе Гулистан, не изменил полученной профессии и когда уже обосновался в Александрове, куда приехал с женой в 35 лет. Город выбрали почти случайно. Сестра Геннадия Петровича закончила торговый институт в Москве и на практику попала в Александров, который ей понравился. Побывавший в гостях Геннадий Петрович приехал и остался на всю жизнь. На тот момент в городе уже жили три корейские семьи, приехавшие из Средней Азии. Поначалу снимали комнату на улице Космической у пожилой русской пары, с которой очень сдружились. Не сразу, но обзавелся и своим жильем.
В лихие 1990-е вместе с братом Валерием в Москве открыли фирму «Дракон», занимались поставкой фруктов и овощей из Узбекистана. Фирма прогорела из-за нечистоплотных партнеров. Сам Геннадий Петрович, посмеиваясь, комментирует этот «провал» так: «В фирме мой брат был директором, я — бухгалтером. Он закончил строительный, я — физвос. Разве мы могли зарабатывать деньги?»
В Александрове, помимо спорта, всегда увлекался музыкой. Играть на баяне он также научился по самоучителю. С первого фестиваля национальных культур «Живи, родник!», который был придуман работниками александровского клуба «Искож», корейская диаспора — его постоянный участник. Правда, Геннадий Петрович, похоже, остался единственным носителем корейского языка в Александровском районе: «Раньше насаждали русский язык, а теперь — подавайте национальное. В Узбекистане была школа с корейскими преподавателями, но на русском языке. Когда работал на ВНИИСИМСе, был начальник алмазного участка Хван, который окончил химический факультет МГУ и по распределению приехал в Александров. Он мог читать по-корейски, но не понимал прочитанного. А я понимал, но не мог читать. Пришли сопроводительные документы на корейском. Он мне читает, я перевожу».
Пообщаться с носителями «чистого» корейского языка на прародине — это мечта Геннадия Петровича. Ну, или хотя бы съездить к родственникам на Дальний Восток и Сахалин. Но российская пенсия этого не позволяет, а безденежный проезд по стране для реабилитированных лиц, увы, не предусмотрен.
Эдуард Егоров,
фото автора и из архива Геннадия Кана.
