Жительница блокадного Ленинграда в 1941-1942 гг.

До войны с мужем Дмитрием Каном проживала в Ленинграде. После развода осталась в Ленинграде, куда в 1940 г. забрала сына Ричарда из Кзыл-Ординской области.

Умерла от голода зимой 1941-1942 гг.

Место захоронения неизвестно.

Кан Ричард Дмитриевич

 Житель блокадного Ленинграда с декабря 1941 г. по июнь 1942 г.

Родился в 1935 г. в Ленинграде, но вскоре отец увез его на Дальний Восток. В 1937 г. депортирован в Южно-Казахстанскую (с 1938 г. — Кзыл-Ординскую) область Казахской ССР. В 1940 г. мать Антонина Васильевна Кан забрала его к себе в Ленинград. Зимой 1941 г. она скончалась от голода в блокадном Ленинграде. Умирающего мальчика на руках вынесли сотрудники детдома, где он выжил. В июле 1942 г. по «Дороге жизни» переправлен через Ладожское озеро и перевезен в Переяславль-Залесский.

После войны окончил Тульский горный институт, по специальности — горный инженер-разработчик. Большую часть жизни посвятил геологии. Имеет трудовые награды-знаки «Отличник разведки недр», «Победитель соцсоревнования».

Литература:

1. Лосукова С. Блокадник // Корё ильбо. 1995. 6 мая.С. Лосукова
   

   Блокадник

   До сих пор только слышала я о том, что участники ленинградской блокады имеют свои особые награды. Но вот представился случай убедиться воочию — есть такой знак, относящийся к военным: «Житель блокадного Ленинграда». Правительственным решением его владелец приравнен к участникам Великой Отечественной войны. Заметим, не защитники даже, а просто горожане, любого возраста и дети тоже, жившие в то невероятно страшное время. Просто выжившие в нем. Возможность выстоять, не погибнуть приравнена к подвигу. Живет и в Алматы, городе, очень далеком от Ленинграда, человек, который удостоен знаменательного знака «Житель блокадного Ленинграда».

   В паспорте Ричарда Дмитриевича Кана в графе «место рождения» стоит короткое — г. Ленинград. Там в 1935 году он появился на свет. Ранние годы провел, можно сказать, на колесах. Родители почти сразу разошлись, и отец увез сына на Дальний Восток. В 37-м вместе с депортированными корейцами оказался в Кзыл-Ординской области, откуда в 40-м увезла его мама снова в Ленинград. Знала бы, что их ждет впереди, забилась бы, наверное, в самый глухой уголок страны, а еще дальше спрятала бы сынишку. Но тогда в городе на Неве шла благополучная жизнь. Отчим был медиком, специалистом, жили безбедно. Мама могла не работать, воспитывать сына, вести дом.

   Но грянул трагический 41-й. Отчим ушел на фронт. Мать на скопленные деньги стала скупать продукты, которые можно было хранить. Что осталось в памяти Ричарда Дмитриевича, тогда шестилетнего мальчика, о первых днях войны в легендарном городе?

   — Кое-что помню. В самом начале по проспектам маршировали с песнями бодрые юноши, «полные задора и огня», с неуемной жаждой сразиться с фашистом и с уверенностью в быстрой победе. Мы, малыши, выстраивались вдоль тротуаров, неистово махали им вслед. Из распахнутых окон, из репродукторов неслись песни «Если завтра война», «Вставай, страна огромная». Однако песни быстро кончились,   опустели  магазины, деньги превратились в пустые бумажки, город начали бомбить. Из нашей большой коммуналки, где мы занимали комнату, исчезли дети, с которыми я играл, и во дворе почти тоже. Как позже стало известно, эвакуировали детсады, школы. А я-то был домашний, с мамой. Отъезд она все откладывала, надеясь, что война кончится быстро.

   — А может, и ехать ей было некуда? Корейцы подверглись репрессиям, считались изгоями.

   — Возможно. Ну, а потом город оказался во вражеском кольце. Ранняя холодная осень, все тускло, людей на улицах все меньше, двигаются медленно. Дома в дырах от снарядов, пустые черные окна. Мама меня все оберегала, закрывала, отворачивала от страшного. Но как-то шли с ней по улице, начался артобстрел. Мы забежали в чье-то парадное. Следом на крыльцо поднялась женщина и присела. После взрыва я выглянул из-за матери, вижу, женщина еще сидит, а голова ее отлетела и сторону. Врезалась картина в память, всю жизнь перед глазами. Хлебная норма по карточкам дошла до 125 граммов в день на одного. Наступила первая военная, самая страшная зима. Каменно холодные дома, редко кто запасся буржуйкой, и хронический голод. В комнате уже было продано и съедено, как и у всех, все. Трудно поверить, да вы и писать, скорее всего, об этом не станете, люди начали есть собак, мышей, крыс. Мама скончалась быстро, отдавала мне свою хлебную пайку, спасала меня.

   — Как ее звали?

   — Антонина Васильевна Кан. Сколько потом не напрягался, никак не мог вспомнить, как ее похоронили. Помню, она уснула, а утром никак не просыпалась. Я ушел за хлебом, потом ее уже не было. Да и я жил уже в каком-то полузабытьи. Голод ведь страшно мучает поначалу, а потом наступает сонное состояние. Человек тает, как сгорающая свечка. Ничего уже не хочется — даже идти за пайкой, даже пить. Я тихо, одиноко, как многие ленинградцы, умирал в постели.

   —  Недаром у нас в стране существует выражение «дети блокады», в нем свой глубокий смысл, который трудно передать словами. Дети, выжившие чудом.

   — И я, как видите, остался жив. Люди из домкома обходили квартиры, меня вынесли на руках и увезли в детдом. К декабрю уже открылась ледовая дорога, нас стали чуть получше кормить. В июле весь детдом, мы в трюме, на палубе зенитки, нацеленные в небо, переправили ночью через Ладожское озеро и перевезли в Переяславль-Залесский. В 44-м меня разыскал отец и увез с собой. Началась другая жизнь. Только навсегда осталась привычка быстро есть.

   — Потом бывали в Ленинграде?

   — Учился в начале 50-х в Ленинградском университете, но вскоре бросил, в 1952 году в Москве и Ленинграде начались притеснения корейцев.

   Высшее образование Ричард Дмитриевич все-таки получил, окончив горный институт в городе Тула, приобрел специальность горного инженера-разработчика. Башкирия, Россия, Якутия, Узбекистан, Казахстан. Более 10 лет отдано геологии, 20 — наработано на горных выработках под землей. Имеет трудовые награды-знаки «Отличник разведки недр» и «Победитель соцсоревнования». Нынче исполнилось ему 60, а он уже пенсионер. Человек энергичный, живо интересующийся политикой, и особенно экономикой. Сейчас изучает корейский язык в Алматинском корейском центре просвещения. Не бытовой, его помнит, хочет больше знать литературный и технический, чтобы разбираться в технике, выпускаемой в Республике Корея. Войну Ричард Дмитриевич пережил ребенком. А что он о ней думает сейчас, более чем через 40 лет?

   — Не могу сказать, что жизнь у меня состоялась по-настояшему. Мог бы больше принести пользы и стране, и народу. Но не война тому виной, просто судьба такая. Думаю, однако, что война — вещь такая, которую в любом случае любому народу надо во что бы то ни стало избегать. Лучше, чтобы войны вообще больше не было на земном шаре.

    

   Корё ильбо. 1995. 6 мая.