Об авторе: Константин Валерианович Асмолов – кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Китая и современной Азии РАН.
Визит председателя государственных дел КНДР Ким Чен Ына в РФ минувшей осенью стал важной вехой в отношениях двух стран. Контакты на центральном и региональном уровнях стали осуществляться практически еженедельно.
Кооперация между нашими странами идет по нескольким важным направлениям. В российских вузах ожидается прибытие большой группы северокорейских студентов. Исходя из ожидаемой номенклатуры вузов и специальностей речь идет о реальной подготовке специалистов, а не об описанном в антипхеньянской пропаганде приеме, когда под видом студентов в РФ завозят рабочих. Начинается регулярное транспортное сообщение, в том числе подготовка к строительству трансграничного автомобильного моста, который существенно улучшит возможности для сообщения двух стран.
Анонсированный Кремлем 24 мая предстоящий визит президента РФ Владимира Путина в КНДР развивает тренд на сотрудничество, однако его конкретное наполнение остается предметом для спекуляции. Впрочем, уже можно отметить два важных момента. Во-первых, визит Путина в Пхеньян состоится не как часть турне, а как отдельное мероприятие. Перед недавней поездкой российского президента в Китай предполагалось, что из Пекина или Харбина борт № 1 направится в КНДР. Теперь утверждается, что по просьбе северокорейской стороны визит будет отдельным мероприятием. Это будет отличать его от визита 2000 года, когда Путин посетил КНДР по пути на Окинаву, где он встречался с лидерами G8.
Во-вторых, вопросы сотрудничества в экономической, культурной и образовательной сфере уже вполне активно обсуждаются, и значит, первые лица будут говорить о делах более важных – тех, которые надо решать именно на уровне глав государств.
Как Путин, так и Ким являются политиками, способными к неожиданным и нестандартным решениям. А потому существует вероятность, что итоги саммита могут стать важным элементом в формировании нового мирового порядка, выведя сотрудничество Москвы и Пхеньяна на новый уровень.
Во-первых, хотя визит российского лидера сам по себе является мощнейшим жестом поддержки стране, которую Запад пытается загнать в дипломатическую изоляцию, не исключено, что по его итогам будет заключен новый договор о дружбе и сотрудничестве, который в чем-то займет нишу документа, подписанного Москвой и Пхеньяном в 1961 году.
Если договор будет заключен, то главной интригой окажется наличие в нем военно-политической составляющей. В прежнем договоре она была, но из-за непростых отношений между Москвой и Пхеньяном советская сторона внесла в документ ряд дополнений. Они не делали помощь СССР КНДР в случае нападения третьей стороны мгновенной и безотлагательной. В ельцинское время этот договор объявили вообще утратившим силу, но на фоне трансформации мировой архитектуры безопасности в документе, который давал бы Пхеньяну определенные гарантии со стороны Москвы, существует необходимость.
Во-вторых, на саммите будет обсуждаться вопрос, касающийся противоречия между потенциальными экономическими выгодами от сотрудничества двух стран и рисками, связанными с тем, что ради этой выгоды Россия открыто нарушит санкции СБ ООН, за которые в свое время сама голосовала.
Напомним, что современная система экономических санкций, которая формально была введена в КНДР, чтобы сдержать развитие ее ракетной и ядерной программ, на деле преследует другие цели. Поскольку запрет наложен на поставки любых товаров двойного назначения, он бьет не столько по военной, сколько по гражданской инфраструктуре. Как показывает опыт других стран, истинная цель санкций заключается в том, чтобы, снизив уровень жизни граждан, спровоцировать социально-экономический и/или политический кризис. Его следствием могли бы стать смена режима или требуемые изменения в его политике. Со странами типа КНДР «это так не работает». Однако из-за санкций страна балансирует на грани гуманитарной катастрофы, так как ее продовольственные проблемы во многом упираются в дефицит удобрений и энергоносителей.
Отметим, что со временем отношение России к санкциям менялось, и нельзя сказать, что оно случилось на фоне СВО. В 2016–2017 году Россия не принимала ядерные амбиции КНДР. Поэтому, хотя Москва и Вашингтон могли жестко спорить относительно уровня санкционного давления, принцип «новый шаг к бомбе – новая резолюция» не подвергался сомнению. Однако в 2018 году КНДР объявила добровольный мораторий на пуски баллистических ракет (прекращен в 2022-м) и ядерные испытания (все еще действует). На этом фоне Москва и Пекин предложили сделать санкционную практику соразмерной: если плохое поведение должно наказываться, то хорошее должно вознаграждаться. Но ответ Вашингтона был весьма характерным: отсутствие плохого поведения не равно хорошему. Так стало понятно, что штрафные меры будут продолжаться вне зависимости от того, как ведет себя Пхеньян.
На этом фоне политика Москвы изменилась. С одной стороны, было декларировано, что старые рестрикции будут соблюдаться в полном объеме, с другой – Москва будет голосовать против дальнейшего усиления санкционного давления, а также превращения де-факто бессрочного режима санкций в конечный, чтобы его продление осуществлялось консенсусным решением пяти постоянных членов СБ ООН. Запад отверг это решение.
Для полноты картины обратим внимание на такие тренды. Россию начали постоянно и бездоказательно обвинять в нарушении санкционного режима настолько, что в заявлениях западных лидеров это становится общим местом. Представители некоторых западных стран стали открыто говорить, что за свое «безответственное поведение» Россия должна подвергнуться дополнительным санкциям. Вплоть до исключения из числа постоянных членов СБ ООН или лишения права вето. Наконец, в российском экспертном сообществе укрепляется представление о том, что «Москве пора решать, что делать с санкциями в отношении КНДР». Решение присоединиться к ним многими воспринимается как ошибочное (см. «НГ-дипкурьер» от 12.03.23).
Исходя из этого, следует предположить, что переговоры Путина и Кима могут ознаменовать шаг в сторону пересмотра Россией своей санкционной политики. Это может иметь различные формы, де-юре или де-факто, поскольку факторами, определяющими этот процесс, будут не столько потребности Москвы и Пхеньяна, сколько уровень противостояния России и Запада.
К сожалению, многие элементы региональной политики сегодня начинают проходить в рамках теории «самосбывающегося пророчества», разработанной Робертом Мертоном. Этот сюжет часто встречается в мифах и легендах, и суть его проста. Желание прекратить тот или иной ход событий или обвинение кого-то в определенных действиях приводят к тому, что из вымышленных они становятся реальностью. Весьма вероятно, что после пхеньянского саммита то, в чем западные политики и СМИ обвиняли наши страны, может стать реальностью. Точнее, вынужденной реакцией на дальнейшие изменения в международной обстановке.
Это касается и такого потенциального пункта повестки переговоров, как военно-техническое сотрудничество. Если стороны примут решение в той или иной мере отринуть существующий режим санкций, не исключен старт движения и в этой сфере. Хотя конкретные направления сотрудничества тоже могут разниться – от обмена военными технологиями до поставок в Россию устаревших боеприпасов. В КНДР уделяют много внимания военным инновациям, и модернизация ракетно-оружейного парка теоретически позволяет направлять в Россию снаряды со складов длительного хранения. Среди других возможных вариантов сотрудничества в данной сфере – запуск северокорейских спутников двойного назначения на российских ракетах-носителях. Как и предоставление Пхеньяну программного и технического обеспечения, которое позволяло бы обсчитывать те или иные результаты, не проводя ядерных испытаний «на физическом уровне».
Таким образом, грядущий визит президента РФ в КНДР может стать шагом, который изменит региональную и глобальную архитектуру безопасности на фоне существенного укрепления связей между двумя странами.